Этап I. «Ты возьми… только не смейся»
— Слышь, красавица, ты возьми… — дед запнулся и вдруг растерялся.
За тридцать лет многое забылось. В его памяти женщины были в ситцевых платьях, с косами и стеснительной улыбкой. А тут перед ним стояла ярко накрашенная брюнетка в коротком платье, с телефоном в руке и холодным, оценивающим взглядом.
— Чё взять-то, дед? — хмыкнула она, привычно жуя жвачку. — Тарифов у нас много.
Он сглотнул.
— Ты, это… возьми меня по-людски, — выдохнул он, сам не понимая, что говорит. — Не как там у вас по прайс-листу, а… чтобы поговорить можно было. Я заплачу.
Девушка — её звали Алиса, но он этого ещё не знал — на секунду растерялась. За всю её практику это был, пожалуй, первый клиент, который, подмигнув, просил «по-людски поговорить».
— Дед, ты определись, — сказала она. — Мне время тратить или нет? Если просто потрындеть — это одно, если… ну ты понял — другое.
Он поднял глаза. В них не было обычного для таких мест голода или хвастливой бравады. Там было что-то ещё: усталость, одиночество и странная, отчаянная решимость.
— Я тридцать лет людей не трогал, — глухо сказал он. — Ни в хорошем, ни в плохом смысле. Денег немного, но хватит. Мне… страшно, понимаешь? Не того, что там… — он махнул рукой куда-то в сторону тускло освещённых окон, — а того, что не знаю, как рядом с человеком быть.
Алиса прищурилась, рассмотрела его внимательнее. Морщины, тюремная наколка, потёртая куртка. Но руки не дрожат, взгляд честный. И пахнет не перегаром, а дешёвым мылом.
— Ладно, — сказала она неожиданно даже для себя. — Пошли. Но условия такие: ты сначала рассказываешь, что у тебя за история, а я решаю, что с тобой делать. Согласен?
— А куда… идти-то? — растерялся он. — Я думал, у вас тут…
— У нас тут шумно, — обрубила она. — Пошли в круглосуточную кафешку. Там хотя бы чай нормальный, а не это всё.
Дед вздохнул с облегчением, сам того не осознавая.
— Пошли, — сказал он. — Чаю я за тридцать лет точно отвык не пить.
Этап II. Чай, пирожок и тридцать лет жизни
Кафешка на углу была из тех, что выживают непонятно как: облупленная вывеска, мигающая лампа, пахнет жареным тестом и крепким кофе. В углу играло радио, за соседним столиком шептались какие-то студенты.
Алиса заказала себе капучино и чизкейк, дед — чёрный чай и пирожок с картошкой. Когда поднос поставили на стол, он неуклюже перекрестился.
— Я Пётр, — наконец представился он. — Но все звали меня Петровичем.
— Алиса, — пожала плечами она. — Рассказывай, Петрович. За что сидел?
Он вздохнул.
— За глупость, — ответил. — Драка, нож, один дурак умер, другой сел. Дальше ты всё знаешь. Молодой был, горячий. Думал, мир подо мной ходит. А он взял и пошёл мимо.
Он рассказал быстро, без украшений. Как ушла девушка, которую любил. Как мать умерла, не дожив до его освобождения. Как посылки перестали приходить, письма затихли.
— Вышел — никого, — пожал он плечами. — Дом снесли, улицу переименовали. Документы — старые, деньги — тюремные. На вокзале ночевал. Потом мужики подсказали, где можно подработать. Но… вот внутри пусто, понимаешь?
Алиса слушала, ковыряя ложкой чизкейк. Историй она слышала много — и про «не виноват», и про «подставили». Но здесь не было попытки оправдаться. Только констатация факта.
— А баба тебе зачем нужна? — прямо спросила она.
Пётр покраснел, как мальчишка.
— Думал, если с кем-то лягу… — он поискал слово, — будто жизнь заново начнётся. Что я не мертвец хождение, а мужик настоящий. А потом, как тебя увидел, понял: я даже за руку нормально женщину не держал тридцать лет. Кто мне вообще нужен? Постеснялся спросить.
Алиса неожиданно рассмеялась — не зло, а даже тепло.
— Вот же ты… — сказала она. — Пришёл «отыграться», а сидишь чай пьёшь и про душу рассказываешь.
Она отпила кофе и вдруг серьёзно добавила:
— Знаешь, Петрович, обычно мужики от нас бегут, как только деньги отдали. А у тебя наоборот — разговор нужен.
— А ты… ты давно этим занимаешься? — спросил он, смутившись.
— Слишком давно, — усмехнулась она. — Но об этом в другой раз.
Она сама удивилась этим словам: «в другой раз». С чего вдруг она решила, что этот дед ещё объявится?
Пётр посмотрел на свои мозолистые руки.
— Я, может, не по адресу пришёл, — признался он. — Но, Алиса, спасибо тебе за этот чай. Первый раз за долгие годы чувствую, что рядом со мной человек, а не надзиратель или зэк.
— Ты мне платил вообще-то, — фыркнула она.
— Ну, — он аккуратно выложил деньги на стол, — за час разговора с человеком — это недорого.
Этап III. Долгосрочный клиент без услуг
Они расстались у метро. Пётр ушёл в одну сторону, Алиса — в другую. Обычно после смены она чувствовала усталость и раздражение, но в тот вечер в голове крутилось его «я даже за руку нормально женщину не держал».
На следующий день она снова вышла «на работу». Шёл мокрый снег, клиенты были как на подбор: пьяные, грубые, торгующиеся за каждую купюру.
И вдруг вечером, когда она уже собиралась сворачивать, у тротуара затормозил старенький автобус, из него вышел… Пётр.
— Здрасьте, Алиса, — смущённо сказал он, мнущий в руках пакет. — Я тут… опять.
— Ого, — подняла брови она. — Вкус чая понравился?
— Да, — серьёзно кивнул он. — И беседы тоже.
Он протянул пакет.
— Вот, несу. Мне в столовой отдали лишний хлеб и тушёнку. Я один всё равно не съем. Может, тебе или кому ещё пригодится.
Она взяла пакет, не зная, как реагировать. Клиенты ей приносили многое — цветы, духи, иногда дорогие игрушки из дешёвого магазина. Но вот хлеб и тушёнку — впервые.
— Поставь пока сюда, — сказала она. — Пошли опять в кафешку. Только учти, второй чай уже дороже.
— Заплачу, сколько скажешь, — серьёзно ответил он.
Так начались их странные «сеансы». Раз в несколько дней Пётр приходил, платил по установленному Алиской тарифу, но вместо номера заказывал чай и рассказывал о том, как пытается устроиться сторожем на склад, как получил новые документы, как впервые увидел супермаркет и чуть не потерялся между полок.
Алиса слушала, иногда смеялась, иногда задавала вопросы.
— Ты, главное, на стройку не суйся, — говорила она. — Там сейчас кинут — и искать никого не будешь. Лучше на склад, там хоть тепло.
Иногда она ловила на себе удивлённые взгляды официантки: «Опять этот дед и эта яркая девица. Чего они там часами обсуждают?»
Постепенно Пётр перестал смотреть на неё, как на «платную услугу». Он рассказывал о деревне, где рос, о речке, где ловил рыбу, о том, как в тюрьме научился вышивать крестиком, потому что больше заняться было нечем.
— Ничего себе, — смеялась Алиса. — Ты ещё скажи, что шарф можешь связать.
— Могу, — серьёзно отвечал он. — На зоне вязали много. Я тебе как-нибудь носки свяжу, чтобы зимой не мёрзла.
— Вот буду я ходить по городу в «зоновских» носках, — поддевала она. — Клиенты оценят.
Но где-то в глубине души ей было тепло от самой мысли: кто-то захотел связать для неё носки.
Этап IV. Когда прошлое догоняет
Однажды Пётр не пришёл. Потом ещё раз. Через неделю Алиса поймала себя на том, что всматривается в каждую старую куртку, каждый затёртый бушлат, и злится на себя за это.
«Клиент как клиент. Нашёл другую кафешку — и ладно», — убеждала она себя.
Но когда прошла вторая неделя, она не выдержала. Спросила у сторожа автобусного парка, не работает ли у них такой-то Пётр. Тот почесал затылок и сказал:
— А, Петрович? Работаем с ним. Да вот болеет, говорят. В общаге лежит, кашляет как трактор.
Алиса долго стояла у проходной, потом решительно пошла искать общежитие. Ноги сами несли — она уже привыкла действовать по инерции: если человек пропал, значит, что-то случилось.
Общага оказалась серым домом с бесконечными балконами. На доске объявлений — объявления о работе и продаже подержанных телефонов.
Комната Петра была на третьем этаже. Дверь открылась не сразу — только после её третьего «Петрович, открой, это я!»
Он стоял в дверях, ещё более худой, чем раньше, с серым лицом.
— Алиса? — удивился он. — Ты что здесь делаешь?
— Пришла чай пить, — отрезала она, проскакивая внутрь. — Ты куда пропал? Я что, одна должна пирожки в той кафешке есть?
В комнате было бедно, но чисто. На кровати — аккуратно сложенное старое одеяло, на столе — кружка и лекарство от простуды.
— Простыл, — виновато сказал он. — Денег не было, в аптеку сходить… Да и какое тебе дело, я же всего лишь клиент.
Она вдруг рассердилась.
— Петрович, ты дурак, — сказала она. — У меня каждый день клиенты меняются. Я к ним не хожу по общагам. А к тебе пришла. Додумай, почему.
Он растерянно пожал плечами.
Алиса поставила на стол пакет.
— Тут продукты. И нормальные таблетки. Будешь пить три раза в день, понял?
Она посмотрела на него пристально:
— И ещё, Петрович, ты мне нужен живой. У меня и так жизнь не сахар, чтоб ещё за тебя переживать.
Он впервые за долгое время улыбнулся так, как улыбаются люди, которым неожиданно подарили что-то важное.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Я… не привык, чтобы обо мне заботились.
— Привыкай, — бросила она. — И выздоравливай. Нам ещё чай в кафешке пить.
Этап V. Новый договор
Весна пришла незаметно. Снег у обочин превратился в серую кашу, люди сняли тяжёлые куртки.
Пётр вернулся к жизни. Устроился на склад официально, с договором. Попросил бригадира оформить ему аванс — «надо один долг вернуть».
С авансом в кармане он пришёл к Алисе не на её «точку», а к той самой кафешке.
Она уже привыкла туда заходить не только с клиентами, но и просто так. Иногда приходила одна, заказывала кофе и смотрела в окно.
— Свободно? — спросил знакомый голос.
Она подняла глаза.
— Здорово, Петрович.
Оценила его взглядом: куртка та же, но под ней — чистая рубашка, волосы подстрижены.
— Я тут подумал, — сел он напротив, — мы с тобой договоримся по-новому.
— Это как? — прищурилась она.
— Раньше я тебе платил как… ну, как клиент. За час времени. А теперь давай по-честному: я твой друг, а ты моя подруга. И чай пьём как друзья.
Он достал из кармана сложенный конверт.
— А это… долг. За все те вечера, когда ты слушала меня как человека, а не как клиента. Я тогда деньги платил, а теперь хочу сказать «спасибо».
Алиса взяла конверт, открыла — там были не только деньги, но и маленький, аккуратно сложенный шерстяной носок.
— Второй дома, — смущённо сказал он. — Не успел довязать. Но зима ещё вернётся, пригодятся.
Она вдруг почувствовала, как щиплет в глазах.
— Ты чего, плакать собралась? — удивился Пётр.
— Это аллергия на стариков и вязанные носки, — буркнула она. — Ладно, слушай сюда, Петрович.
Она убрала конверт, оставив внутренне только тепло от этого жеста.
— Дружить так дружить. Но если ещё раз заболеешь и исчезнешь, я тебе сама клизму сделаю, ясно?
— Ясно, командир, — рассмеялся он.
Эпилог. Там, где всё начинается не с постели
Прошло ещё несколько месяцев. Алиса всё так же выходила «на работу», но внутри что-то менялось. Она поймала себя на том, что всё чаще думает не о том, как «закрыть смену», а о том, «что дальше».
Однажды, сидя за тем же столиком, она вдруг сказала:
— Петрович, а как ты думаешь… можно ли так просто взять и начать другую жизнь?
Он задумался.
— Сложно, — честно ответил. — Но можно. Я же как-то начал. С нуля, без дома, без людей.
Он посмотрел на неё:
— Главное — чтобы хоть один человек верил в тебя. Мне ты такого человека заменила.
Он усмехнулся:
— А если тебе кто-то скажет: «Ты всего лишь…» — он поискал слово, но не нашёл приличного, — ты ему носком по лбу. Скажи, что ты — женщина, которая старика из зоны научила жить по-людски.
Алиса неожиданно рассмеялась.
— Представляю, как это звучит, — сказала она. — «Я, эскортница, научила бывшего зэка жить по-людски».
— Не эскортница ты, — возразил он. — Ты просто человек, который пока зарабатывает вот так. Но это не приговор.
Он протянул руку через стол. Она помедлила и всё-таки положила свою ладонь в его. Не как женщина к мужчине, не как «услуга к клиенту», а как человек к человеку.
— Слушай, — сказала она, — а давай мы с тобой когда-нибудь не только чай пьём. Пойдём в парк, посидим на лавочке, ты мне свою речку покажешь, хотя бы на карте. И без часов, без тарифа. Просто так.
— Давай, — кивнул он. — Только сначала я довяжу носки. А то как в парк без носков — непорядок.
Они смеялись, спорили, планировали — маленькими, неловкими планами. Дед, отсидевший тридцать лет, и женщина, привыкшая продавать своё время по часам, вдруг обнаружили, что самое важное — это то, что не купишь ни за какие деньги: возможность быть рядом и не бояться, что тебя опять используют и забудут.
И каждый раз, проходя мимо того места, где когда-то он подошёл к ней с фразой: «Слышь, красавица, ты возьми…», Алиса мысленно добавляла продолжение, которого так и не произнес тогда Петрович:
«Ты возьми и дай мне шанс снова стать человеком».
Она этот шанс дала. А он, по-своему, дал его ей.
