Этап 1. Фотография, которой «не должно было быть»
…Вероника. Ее мать, Полина Андреевна, сияющая, в жемчугах, с огромным букетом алых роз. За их спинами — Вадим. Ее сын. В ее новом синем пиджаке, который она ему дарила к прошлому Новому году. Улыбается. Бокал в руке. Рядом — шар из золотых цифр: «65».
Подпись под постом:
«Лучшей маме на свете — 65! Мы тебя обожаем! Спасибо, что ты у нас есть!
#маминдень #семья #мояопора»
И отметка: «Ресторан …».
Людмила Сергеевна перечитала подпись два раза. Потом ещё раз. Слова прыгали.
«Лучшей маме на свете».
Она машинально открыла сторис. Там — видео. Вадим поднимает бокал и говорит на камеру:
— Мама, ты у меня самая-самая. Ты меня вырастила, ты меня научила, ты всегда меня поддерживала. Ты у меня настоящий друг. Я тебя люблю!
Толпа хлопает. Полина Андреевна всхлипывает и кокетливо поправляет волосы. Вероника в кадре смеётся.
Людмила Сергеевна уронила планшет на колени.
Её никогда в жизни так не резало по живому. Не когда муж уходил — тогда она была моложе и упрямая. Не когда ночами шила ему школьную форму. Не когда он уезжал в Москву и звонил раз в неделю.
Семьдесят лет.
«Не могу вырваться».
«Форс-мажор».
И — «лучшая мама на свете».
Она сидела в полутёмной кухне, где уже остыл салат и слиплись бутерброды с красной рыбой, и слышала, как у соседей за стеной поют «Многая лета». Им было весело. Ей — нет.
Она погасила свет и легла. Но не спала.
Этап 2. Утро после «проекта»
Утром телефон снова зазвонил.
— Мам, ну как ты? — бодро спросил Вадим. — Всё хорошо? Поздравления принимала?
Голос был уже не «полный помех», а обычный, ясный. Людмила Сергеевна поняла, что он звонит из машины.
— Хорошо, — ответила она сухо. — Спасибо.
— Я на неделе заеду, я же говорил. Мы вчера до ночи… ну ты знаешь. Сдавали.
— Знаю, — сказала она и сама удивилась, насколько у неё получился ровный тон. — Хорошо поработали.
Он на секунду замолчал.
— В смысле? — осторожно спросил он.
— В смысле — видела. — Она сказала это очень спокойно. — Как ты сдавал проект. В ресторане. У Вероники на странице.
Повисла тяжёлая пауза. Потом он резко заговорил:
— Мам, ну это… ну ты чего… это другое!
— Что — другое? — поинтересовалась она. — Там тоже была мама. Просто не я.
— Это был… — он вздохнул, — мам, это был юбилей тёщи. Ну ты понимаешь. Там все родственники. Там нельзя не прийти. Это было бы некрасиво.
— А на свой юбилей можно не прийти? — уточнила она. — На 70 лет родной матери — можно?
— Мам, ну не начинай… — в его голосе зазвенело раздражение. — Я же сказал, что приеду! Ну что ты сразу… мы же нормально всё решили.
— Конечно, — сказала Людмила Сергеевна. — Решили. Ты выбрал. Я всё поняла.
— Мам!
— Мне надо, Вадим. — Она прервала. — У меня дела.
И отключилась.
Она сидела с трубкой в руке и чувствовала — не обиду даже, а какую-то… холодную ясность. Как будто ей наконец показали расстановку фигур на доске. И там она — не королева и даже не ладья. Там она — фигура из прошлого, которую можно не выставлять на поле.
Этап 3. Разговоры на лавочке
Вечером пришла Лена — та самая соседка с шоколадкой. Людмила Сергеевна ей всё рассказала. Без истерик. Просто показала пост.
Лена присвистнула:
— Наглость какая… И что ж он так? Твоя кровь…
— Не моя уже, — устало сказала Людмила. — Они там семьёй живут. Вероникиной. У них всё «мы». А я так… фон.
— Ну что ты теперь? Поговори с ним жёстче!
— А смысл? — пожала плечами она. — Он уже выбрал, к кому бежать в первую очередь. А я… я не хочу больше объяснять, что я — тоже мама. В семьдесят объяснять — что я мама! Ты представляешь?
Лена посидела, подумала и выдала народную мудрость:
— Значит, Люся… надо их приучать. Раз не приезжают — и не надо. Не зовёшь — и не придут. А то ты всё ему готовишь, подарки, деньги — а он…
И тут Людмила Сергеевна резко поняла: да, она всё ещё даёт. Дарит внуку на кружок, скидывает деньги на «у нас форс-мажор с машиной», оплачивает ему половину дачного забора, потому что «мам, ты ж всё равно не ездишь».
Она вздохнула.
— Пожалуй, хватит, — тихо сказала она.
Этап 4. «Мам, а ты можешь…»
Прошло пять дней. Людмила Сергеевна уже успокоилась. Полила цветы. Разобрала коробку с фотографиями. Даже заказала себе в интернете новый плед — «почему бы и нет, семьдесят же».
И в пятницу — звонок.
— Мам, привет! — уже бодрее, по-родственному. — Слушай, я ж хотел заехать… но нас тут на выезд к клиенту… Я точно на воскресенье целюсь. Ты не против?
— Посмотрим, — сказала она.
— Мам, и ещё… — Вадим замялся. — Ты же говорила, у тебя на книжке есть… там… немного. Мы тут с Верой… то есть с Вероникой… Мы хотим Полину Андреевну свозить в санаторий. Она ж очень устает, давление, всё такое. А сейчас путёвки подорожали, не укладываемся. Ты б не могла нам занять? Ну, на пару месяцев.
Людмила Сергеевна закрыла глаза.
Семьдесят — не повод приехать.
Но шестьдесят пять у тёщи — повод потратить её же деньги.
— Не могу, — сказала она.
— В смысле — не можешь? — искренне удивился он. — Мам, ты же сама говорила — у тебя заначка есть. Ты ж всё равно не ездишь никуда.
— Теперь езжу, — спокойно сказала она. — И заначка — моя.
— Мам, ну ты что обижаешься до сих пор? — начал закипать Вадим. — Ну честное слово, как ребёнок! Ну да, я не приехал в сам день. Но я же сказал — приеду! Ну нельзя же вот так… мелочиться.
— Мелочиться? — переспросила она. — Это называется «не мелочиться» — когда ты в один день идёшь к одной маме в ресторан, а другой говоришь «у меня работа». Это крупно. Очень.
— Мам, — уже зло сказал он, — я не понимаю, чего ты хочешь. Чтобы я бросил жену и тёщу и побежал к тебе?
— Нет, Вадим, — сказала она неожиданно мягко. — Чтобы ты не врал. Мне бы хватило честного: «Мам, мы решили отметить у тёщи, ты в другой день?» — и всё. Я бы не умерла. Но ты выбрал врать. Это обиднее.
Он замолчал.
— Хорошо, — буркнул он. — Живи как знаешь.
— Живу, — ответила она и повесила трубку.
Впервые в жизни она не побежала спасать. Не стала «ну ладно, забирайте». И почувствовала… облегчение. Будто огромный узел развязался.
Этап 5. Его очередь «случайно увидеть»
Прошёл месяц.
Вадим так и не приехал «на неделе». Звонил пару раз — дежурно. Рассказывал, как внук пошёл в сад, как они в Икею выбирали шкаф. Про юбилей больше не вспоминал.
А потом… потом в его мессенджере всплыло то, чего он не ожидал.
Он сидел в офисе, листал ленту и вдруг увидел: его мама… в театре. В светлом костюме, с причёской, с красивым шёлковым платком. Под фото — «День рождения отмечаем по-женски 💐». Отметки: Лена-соседка, ещё две её подруги. И — кафе в центре.
Подписей «70 лет» не было. Но в комментариях Лена написала:
«Людка, ну ты красавица! Всё правильно: если сын занят — сами себя поздравим!»
А ниже — комментарий другой подруги:
«Людочка, спасибо, что угостила!»
Вадим уставился.
Угостила?
Кафе в центре?
Мама?
Которая всегда экономит?
Он набрал её.
— Мам, ты… ты в кафе была? — как-то даже обиженно спросил он.
— Была, — сказала она. — А что?
— Ты же говорила, что у тебя денег нет!
— Я не говорила, что их нет, — спокойно ответила она. — Я сказала — что я не дам их на вашу поездку. Это разные вещи.
— Ты… ты что, в кафе потратила?! — возмутился он. — На каких-то тёток?!
— На себя, Вадим, — поправила она. — На себя и на тёток, которые со мной были в мой день. Они пришли. Они сели за стол. Они смотрели на меня, а не в телефон.
Он замолчал.
Ему вдруг стало неприятно. Потому что в его голове мама была «та, что ждёт дома с кастрюлей». А тут — мама в кафе. С подругами. И явно — под рюмочку.
— Мам, ну… ты хоть мне могла сказать.
— А ты мне сказал? — тихо спросила она. — Что у тёщи юбилей.
И он впервые… не нашёлся, что ответить.
Этап 6. То, чего он не знал
Всё встало на свои места через полгода.
Полина Андреевна слегла — давление, сердце. Вероника в панике, Вадим — тоже.
— Мам, — позвонил он уже без прежней бравады, — слушай, нам очень нужна помощь. Маму Вероники кладут в хорошую клинику, но там надо доплату. Ты ж знаешь, сейчас без денег — никак…
— Сколько? — сухо спросила Людмила Сергеевна.
— Сто… сто двадцать. Мы бы сами, но у нас ипотека, и машина… Мам, ну ты же всегда выручала!
Она помолчала.
— Вадим, — сказала она, — я тебя очень люблю. Ты мой сын. Но я — не общий кошелёк. Я — не запасной аэродром. Я — человек. И у меня тоже есть старость. И здоровье. И внезапно — желания. Я не могу отдать свои деньги на лечение женщине, которую ты назвал «лучшей мамой на свете», а меня — забыл. Это было бы… — она подбирала слово, — неуважением. К себе.
— Ты мстишь? — прошептал он.
— Нет, — сказала она. — Я просто прекратила быть удобной. Раз ты поставил меня на второе место — я поставила тебя не на первое. Это честно.
Он долго молчал. Потом выдал:
— Знаешь… иногда я думаю, что ты просто ревнуешь.
— В семьдесят, Вадим, — усмехнулась она, — женщины не ревнуют. Они запоминают.
И добавила уже мягче:
— Ты взрослый. Ты выбрал свою семью. Это правильно. Но помни: у мамы тоже есть право выбрать — кому помогать.
Он повесил трубку злой. Ему казалось, что мама «изменилась». Что она «стала жёсткой». Что «раньше она была другой».
Но он не знал одного.
За неделю до его 70-летия Людмила Сергеевна сидела у нотариуса и переписывала своё завещание. Не потому что хотела «отомстить», а потому что поняла: если сейчас она всё оставит «по закону» — её квартира и сбережения просто сольются в ту семью, где её не было за столом.
И она написала:
«Квартиру — внучке Маше (если к моменту вступления в наследство будет совершеннолетней), в случае несовершеннолетия — в доверительное управление до 18 лет.
Сберегательный вклад — на оплату её образования.
Сыну Вадиму — 1/4 вклада.»
Нотариус поднял брови:
— Вы уверены?
— Уверена, — сказала она. — Я хочу, чтобы хоть кто-то из них помнил, что у него была бабушка.
Эпилог
Через год у Людмилы Сергеевны случился лёгкий инсульт. Не смертельный, но тяжёлый. Она лежала в палате, когда влетели Вадим и Вероника.
Вадим — взъерошенный, испуганный.
— Мам! Мам, ну ты что! — он схватил её за руку. — Мам, прости меня тогда… Нам так стыдно было… Мы потом думали заехать… мам…
Вероника тоже плакала:
— Людмила Сергеевна, простите нас… Мы тогда правда… у мамы было… ну, у нас как-то…
Людмила Сергеевна посмотрела на них и неожиданно улыбнулась:
— Дети… — хрипло сказала она. — Я же вас не ненавижу. Я просто… больше не жду. Понимаете? Я вас люблю. Но ждать — тяжело. Поэтому я теперь живу — как живу. А вы — как вы.
— Мам, — прошептал Вадим, — но ты же моя мама…
— А она — твоя «лучшая мама на свете», — подмигнула Людмила. — Хорошо, что их у тебя две. Но запомни: одну можно потерять по глупости.
Он опустил голову. Потому что понял: в тот день, когда он выбрал ресторан и красивую подпись, он не просто обидел мать — он показал ей своё место в её жизни. И она просто заняла это место — не выше и не ниже.
Потом он помогал ей, возил на процедуры, даже однажды привёз большой торт «с прошедшим 70-летием» — глупо, поздно, но от сердца.
Она приняла. Но в завещание уже не полезла.
Потому что есть вещи, которые можно простить.
А есть — которые нужно запомнить.
И каждый раз, проходя мимо зеркала, Людмила Сергеевна шептала себе:
— Семьдесят — это тоже возраст, когда можно выбирать.
И в этом была её маленькая, но очень твёрдая победа.
