Этап 1. Голос из прошлого
— Привет, Катюня! Приехала, значит, отдыхать?…
У калитки стоял Сашка — сосед с детства. Вытянулся, похорошел, плечи широкие, загорелый, в мятой футболке и резиновых сапогах, как всегда. В руке — ведро, видно, шел за водой к колонке.
Катя улыбнулась почти автоматически — с ним не нужно было делать “правильное” выражение лица, втягивать живот и поправлять платье.
— Приехала, — кивнула она. — А ты всё тут, в своей деревне.
— А то, — ухмыльнулся он. — Кто ж нашу деревню без меня поднимать будет? Вон, ферма, огороды… Да и мама одна, не брошу.
Он задержал взгляд на её халате, растрёпанных волосах, шлёпанцах, и заметил:
— Слушай… ты настоящая какая-то сейчас. Не как на фотках в этих… — он поморщился, — нарядных платьях, что в соцсетях.
Катя удивлённо вскинула брови:
— Ты что, за мной в соцсетях следишь, что ли?
— Так деревня маленькая, — пожал он плечами. — Все на всех подписаны. Ты там как чужая, если честно. Красивая, да. Но не наша.
От этих слов Кате вдруг стало и тепло, и немного больно.
— А тут я какая? — спросила она, сама не понимая, зачем.
Сашка задумался, почесал затылок:
— Своя. Живая. Не картинка.
Он сказал это просто, без намёка, без угодливой интонации. И от этого стало ещё понятнее: в городе её действительно начали превращать в картинку.
— Ладно, — спохватился он. — Я потом забегу, если можно. Маме передавай привет.
— Заходи, конечно, — кивнула Катя.
Он ушёл к колонке, а Катя ещё пару секунд смотрела ему вслед. Простая походка, родная спина в старой футболке — и никаких претензий к её каблукам, весу, волосам…
Этап 2. Деревенский завтрак и взрослые разговоры
К тому моменту, когда мама вернулась с ведром молока и перестукиванием пустых вёдер, Катя уже успела прополоть грядку, вымыть руки и накрыть на стол.
На столе были чёрствый хлеб, домашний творог, сметана, варенье из крыжовника и ещё тёплое молоко.
— Ох, красота-то какая, — мама опустилась на табурет. — В городе-то так не покушаешь. Там всё — на бегу, на нервах.
— Угу, — кивнула Катя, отламывая кусочек хлеба. — Там по-другому. Всё быстро, всё надо успеть, и всегда мало.
— Чего мало? — прищурилась мать.
Катя вздохнула:
— Времени. Сил. Себя.
Мама внимательно посмотрела на неё поверх кружки.
— Про ухажёра своего подумала? — тихо спросила она.
Катя поморщилась:
— Мама…
— Ну а что? — не отступала мать. — Ты сама сказала, что он тебя всё старается переделать. Ты же город не за просто так выбирала, а чтоб жизнь поменять. А получается, что меняешь ты только себя, да и то — не в лучшую сторону.
Катя молчала, ковыряя вилкой творог.
— Он… хороший вроде, — неуверенно начала она. — Работящий, умный, знает, чего хочет. Только…
— Только хочет, чтобы ты была какой ему удобно, — мягко подсказала мама.
Катя подняла глаза:
— Он говорит, что так “женщина должна выглядеть”. Что мои джинсы — “по-деревенски”, волосы “слишком простые”, голос “слишком громкий”…
— А ты какая себе нравишься? — в упор спросила мать.
Вопрос прозвучал так просто и так неожиданно, что Катя растерялась.
— Я… никогда не думала, — честно призналась она. — Всё время думала, как ему понравиться.
— А зря, — вздохнула мать. — Я вот твоего отца когда выбирала, тоже думала: лишь бы ему угодить. Улыбалась, терпела, подстраивалась. А он всё равно ушёл. И знаешь, что самое обидное было? Что к моменту, когда он ушёл, я уже сама себя не узнавала.
Катя накрыла её руку своей:
— Мам…
Мама сжала её пальцы.
— Нет, я не к тому, чтоб ты всех мужиков боялась, — устало улыбнулась она. — Я к тому, что за мужиком бегать и себя ломать — последнее дело. Мужчина, который любит, сам боится сломать.
В этот момент у Катиной сумки пискнул телефон. Экран мигнул знакомым именем.
— Он, что ли? — кивнула мама на звонок.
— Он, — подтвердила Катя.
— Иди ответь, — мягко сказала мать. — Только не забывай, что ты сейчас дома. А дома врать нельзя — ни себе, ни другим.
Этап 3. Город на проводе
Катя вышла на крыльцо, села на ступеньку, где в детстве сидела с кружкой компота, и провела пальцем по экрану.
— Привет, — осторожно улыбнулась она.
На экране появился Илья — аккуратная стрижка, дорогая рубашка, за его спиной — белая стена офиса.
— Наконец-то, — бросил он вместо приветствия. — Я уже думал, ты там без связи.
— Автобус только приехал, — спокойно ответила Катя. — С мамой завтракали.
Он присмотрелся к её лицу.
— Ты чего без макияжа? — нахмурился. — И волосы… что это за пучок? Ты же знаешь, я люблю, когда они уложены.
Катя машинально поправила выбившуюся прядь, но тут же остановила руку.
— Я дома, Илья, — сказано было странно спокойно. — В деревне. Тут с макияжем по огороду не бегают.
Он фыркнул:
— Вот это ваша деревня… Честно, я всё время удивляюсь, как ты там выросла. Ты же нормальная, современная. Мы же с тобой о ресторанчиках, выставках говорим, а не о коровах.
За забором как назло мычала соседская корова. Катя усмехнулась:
— Корова хоть молоко даёт. Ресторанчики только счёт приносят.
— О, началось, — закатил глаза Илья. — Деревенская философия. Катя, я серьёзно. Ты там надолго?
— Месяца на два, — ответила она. — Мне отпуск дали, мама просила помочь по хозяйству.
— На два? — он явно напрягся. — Ты с ума сошла? Два месяца без нормального зала, без мастера по волосам, без ухоженного города… Ты вернёшься как…
Он осёкся, но Катя уже поняла, как.
— Как кто? — спокойно спросила она.
— Ну… — он поморщился, — как деревенская девчонка. Ты же так долго строила свой образ, а сейчас всё это… откат.
Слово “образ” вдруг кольнуло.
— Илья, — медленно произнесла Катя, — а тебе со мной интересно, когда я не в “образе”? Вот как сейчас. В халате, с пучком, без макияжа.
Он посмотрел на неё чуть растерянно, потом усмехнулся:
— Ну, ты же понимаешь, что мужчине приятно, когда рядом с ним красивая женщина.
— Красота — это не только макияж и каблуки, — тихо сказала она. — Это ещё и то, как человек смеётся, говорит, двигается.
— Ты что, книжек начиталась? — отмахнулся Илья. — Катя, ну серьёзно. Я просто хочу, чтобы ты соответствовала.
— Кому? — она чуть наклонила голову.
Он замолчал, а потом по привычке ушёл в нападение:
— Ладно, не в том дело. Ты мне так и не прислала фото в том зелёном платье. Где оно? Я же специально сказал, что в нём ты выглядишь, как “моя женщина”.
Катя вдруг ясно почувствовала, как её что-то внутри обдаёт холодной водой.
— Илья, — тихо сказала она, — а я могу быть просто собой, а не “твоей женщиной в нужном платье”?
Он раздражённо вздохнул:
— Началось. Слушай, если ты поедешь в город работать со мной, мне важно, чтобы ты вписывалась. Там другой уровень. Там не поймут, если ты выйдешь в свои ситцевые платьица.
Она вспомнила, как мама утром говорила про “лживую куклу”, и спина покрылась мурашками.
— Илья, — сказала Катя уже твёрже, — мне нужно время подумать. О нас.
— В смысле “подумать”? — он прищурился. — Ты же сама говорила про серьёзные отношения, про семью. Или это ты просто так болтала?
— Тогда я думала, что любовь — это менять себя ради другого, — честно ответила она. — Сейчас не уверена, что это правильно.
— То есть ты решила ломать всё из-за какого-то отпуска в дыре? — голос его стал холодным. — Ну думай, Катя. Только учти: я ждать не люблю.
Связь оборвалась, экран погас.
Катя сидела ещё пару минут, глядя на своё отражение в чёрном стекле. Пучок, усталые глаза, но взгляд… впервые за долгое время был не растерянный, а осмысленный.
Этап 4. Старые тропинки и новые ответы
После обеда мама отправила её в лес за земляникой.
— Голову проветришь, — подмигнула она. — А там и решать легче будет.
Катя натянула старую футболку, шорты, взяла мухой потрёпанное пластиковое ведёрко и пошла к знакомой с детства тропинке.
Каждый шаг отдавался в теле какой-то необычной лёгкостью. Никаких каблуков, никаких “держи спину ровнее”, “не сутулься”, “не так ставишь ногу”…
В лесу пахло смолой и хвоей. Солнце пробивалось сквозь ветки золотыми полосками.
— Эй, земляничная баронесса, — донеслось вдруг с другой стороны тропинки. — Можно с вами?
Катя обернулась — Сашка, тоже с ведром.
— Ты за мной следишь? — усмехнулась она.
— Ага, — кивнул он серьёзно. — По секретным данным, в этом квадрате леса замечена красивая девушка в шортах. Требуется сопровождение.
Она фыркнула, но внутри стало тепло. В его голосе не было ни намёка на насмешку, ни попытки оценить, “подходит она или нет”.
Они шли рядом, отодвигая ветки, перешагивая корни.
— Ты в городе давно уже? — спросил он. — Год третий?
— Почти четвертый пошёл, — кивнула она. — Сначала учёба, потом работа.
— Город тебя меняет, — сказал он без обвинения. — Но не полностью. Вон, ходишь всё равно так же быстро, как раньше.
— И разговариваю так же много, да? — усмехнулась она.
— Это как раз хорошо, — ответил он. — С тобой не скучно. Ты ж была как моторчик всегда. А на фотках… — он поморщился, — как будто тебя приглушили.
“Приглушили” — слово попало в точку.
— А я и правда приглушала, — призналась она. — Голос, смех, одежду… Всё, что казалось “слишком”.
— Для кого “слишком”? — Сашка наклонился, отодвигая куст и показывая ей целую полянку земляники.
— Для Ильи, — выдохнула Катя. — Для его друзей, его работы, его… уровня.
— Уровень, значит, — протянул он. — Слушай, а ты сама-то какого уровня хочешь?
Катя задумалась, собирая ягоды. Пальцы быстро краснели от земляничного сока.
— Хочу уровня “могу быть собой и меня не стыдятся”, — наконец сказала она.
— Неплохой уровень, — усмехнулся Сашка. — Многим недоступен.
Они присели на поваленное бревно, ведёрки наполовину были заполнены.
— Знаешь, Катя, — сказал он вдруг серьёзно, — ты всегда мне нравилась больше, когда приходила из огорода, с грязными руками и счастливыми глазами, чем когда на выпускной в каблуках упала у клуба.
Катя громко рассмеялась, вспоминая, как действительно подворачила ногу на лестнице, и вся их компания потом носила её на руках.
— Спасибо, что напомнил, — улыбнулась она.
— Я к чему, — пожал он плечами. — Тебя любят живую. Не пластмассовую. Если кто-то хочет отрезать тебе волосы, перекрасить, переодеть — это он любит не тебя, а свою картинку.
Слова Сашки легли поверх маминых — и вдруг сложились в одну линию.
Этап 5. Ночная веранда и мамина правда
Вечером, когда солнце спряталось за лес, а по двору поплыли запахи сена и свежего молока, Катя с мамой сидели на веранде. Лампочка под потолком горела тускло, мотыльки бились о стекло.
— Ну что, доча, — начала мама. — Природа помогла подумать?
Катя тихо кивнула.
— Я сегодня с Ильёй говорила. Он… не понимает, почему я хочу быть собой. Для него это как каприз.
— Понимаю, — вздохнула мать. — Твой отец тоже не понимал, почему я не хочу сидеть дома, когда он с друзьями гуляет. Говорил: “Тебе что, мало детей?”
— Ты же его любила, — напомнила Катя.
— Любила, — не стала отнекиваться мама. — Но любить — не значит соглашаться на всё. Я слишком поздно это поняла.
Она посмотрела вдаль, туда, где небо темнело над огородами.
— Знаешь, когда я впервые подумала уйти от него? — спросила она. — Когда он сказал, что моя работа — “так, баловство”, и порвал мой блокнот с выкройками. Я тогда шила, мечтала своё маленькое ателье открыть. А он сказал: “Будешь шить, когда посуду домоешь”.
— А почему не ушла? — тихо спросила Катя.
— Испугалась, — честно ответила мать. — Одна, с ребёнком, без жилья, без… уверенности. Всё ждала, что он одумается. А он однажды просто ушёл сам. И знаешь, о чём я больше всего жалела?
Катя покачала головой.
— Что не ушла раньше, — сказала мама. — Не выбрала себя вовремя.
Они замолчали. Где-то вдалеке лаяла собака, кто-то хлопнул калиткой, зашуршали шаги по улице.
— Мам, — Катя обняла её за плечи. — Ты думаешь, мне тоже надо уходить?
— Я думаю, — сказала мать осторожно, — что уходить или оставаться можно только после честного разговора. Настоящего. Когда не “ну ладно, я подумаю”, а прямо: “мне больно, мне плохо, мне так нельзя”. И смотреть не на обещания, а на реакцию.
— А если он скажет, что я “слишком чувствительная”? — поморщилась Катя.
— Тогда это не твой человек, — просто сказала мама. — Потому что твои чувства — это ты.
Этап 6. Честный разговор и точка
Катя долго крутила телефон в руках, пока деревня засыпала. Звёзды высыпали над крышей, в огороде потрескивали доски старого забора.
“Если не сейчас — опять затянется на годы,” — подумала она и нажала на знакомый контакт.
Илья ответил почти сразу.
— Ну что, одумалась? — холодно спросил он вместо приветствия.
Катя глубоко вдохнула:
— Нет, Илья. Я решила, что нам нужно поговорить честно.
— О, — усмехнулся он. — Значит, деревенский воздух влияет. Говори.
— Мне плохо в тех отношениях, где я должна постоянно соответствовать чужому “уровню”, — спокойно начала она. — Где мои джинсы — “по-деревенски”, мой смех — “слишком громкий”, моя мама — “из другой реальности”, а моя жизнь до тебя — “позорная провинция”.
— Я так не говорил, — сразу включился он.
— Смысл был такой, — мягко, но твёрдо возразила она. — И я устала делать из себя проект. Я не хочу быть твоей “историей успеха”, где ты из деревенской девчонки сделал женщину “с уровнем”. Я хочу, чтобы меня любили сейчас. Такую.
Он помолчал, потом холодно спросил:
— То есть ты не готова меняться?
— Готова, — ответила Катя. — Но не ценой того, чтобы потерять себя.
— Это всё твоя мама тебе наговорила, да? — раздражённо бросил он. — Я так и знал, что, если ты туда уедешь, начнётся это: “будь собой, не меняйся, мы тебя и так любим”. Ну да, конечно. А потом ты вернёшься, и тебя никто не возьмёт на приличную работу.
— Я лучше найду неприличную, где не нужно носить маску, — устало усмехнулась она.
— Значит так, Катя, — повысил голос Илья. — Я не собираюсь подстраиваться под твои деревенские фантазии. У меня чёткий план жизни. Рядом со мной должна быть женщина, которая понимает, что внешний вид, статус, связи — это важно.
— А уважение важно? — спокойно спросила она.
Он замялся:
— Уважение… тоже. Но это всё детали.
— Для меня — не детали, — сказала Катя. — Я не хочу, чтобы меня стыдились. Чтобы меня “доучивали” жить. Чтобы меня постоянно сравнивали с чьими-то стандартами.
— Тогда мы, похоже, не подходим друг другу, — отрезал он.
Слова, которых она боялась — но которые вдруг не ранили, а, наоборот, словно отпустили.
— Похоже, да, — кивнула Катя, хотя он этого не видел. — И это честнее, чем дальше играть.
— То есть ты так легко всё выкидываешь? Все мои усилия, подарки, время? — возмутился он.
— Я не выкидываю, — мягко сказала она. — Я благодарна за то хорошее, что у нас было. Ты многому меня научил. Например, что нельзя растворяться в чужой жизни.
Он фыркнул:
— Ну, удачи тебе там, в твоей деревне. Будешь ходить в сапогах и доить коз.
— Возможно, буду, — согласилась Катя. — Зато буду ходить своей походкой.
Он хотел что-то ответить, но она уже нажала “завершить вызов”.
Телефон стих. Луна подсветила белёсую дорожку от крыльца к огороду.
Катя сидела на той же ступеньке, где утром разговаривала с ним впервые за день, но внутри было уже по-другому. Не пустота, не паника, а странное тихое облегчение.
Этап 7. Первый день без “образа”
Утро началось с громкого кукареканья и запаха жареных оладий.
— Подъём, принцесса, — мама заглянула в комнату. — Тут жизнь без тебя не начнётся.
Катя потянулась, сбросила с себя одеяло и вдруг поняла, что не думает о том, что надеть, чтобы понравиться кому-то. Она просто взяла первое, что было удобно: старую майку и джинсовые шорты.
Утреннее зеркало в коридоре показало ей девушку с взъерошенными волосами и светлыми, не затянутыми тревогой глазами.
— Ну привет, — тихо сказала она своему отражению. — Давно не виделись.
День закрутился: надо было помочь маме с козами, сбегать к магазину, забежать к Марье Ивановне — одной из стареньких соседок — отнести ей банки для варенья.
Марья Ивановна, выслушав Катину короткую историю про расставание, только махнула рукой:
— И слава богу. Не хватало ещё, чтобы ты под кого-то ломалась. Мужик, который с порога рассказывает, какой ты должна быть, — это не мужик, а режиссёр без театра.
Катя рассмеялась.
Днём в калитку снова постучал Сашка.
— Ну что, — спросил он, прислонившись к столбу, — земляничная баронесса сегодня свободна? Помощница нужна.
— Что делать? — заинтересовалась Катя.
— Сено собрать. Вон, вон то, — показал он на поле за огородами. — Дело пыльное, но полезное.
Она на секунду представила, что бы сказал Илья: “Сено? Ты с ума сошла? У тебя маникюр!” — и улыбнулась.
— Пошли, — ответила она.
Они ворошили сухую траву вилами, собирали в стога, смеялись над тем, как у Кати всё время что-то застревало в волосах. Солнце припекало, пыль липла к коже, но в этом было какое-то детское счастье — просто работать, не думая о том, как ты при этом выглядишь.
— Ты знаешь, — сказал Сашка, когда они сели на краю стога, — я всегда думал, что ты из деревни убежишь и забудешь нас всех. А ты возвращаешься. Значит, не всё так плохо у нас тут.
— Деревня — это не только место, — ответила Катя. — Это… я. Та, которая выросла здесь. Я не хочу её терять.
— А город? — спросил он.
— Город — тоже часть меня, — улыбнулась она. — Просто я больше не хочу, чтобы одна часть уничтожала другую.
Он молча кивнул, не задавая лишних вопросов, и в этом молчаливом согласии было больше поддержки, чем в десятках красивых фраз.
Эпилог. “Ну вот я и дома”
Вечером, сидя на той же веранде, где они с мамой говорили о её отце, Катя достала из сумки телефон и открыла старые фотографии.
Вот она — в зелёном платье, на каблуках, с идеальной укладкой. Улыбка натянута, глаза напряжённые.
Вот — в офисе, с чашкой кофе, в строгой юбке. Рядом — Илья, уверенный, как будто мир принадлежит ему.
Катя пролистала вниз.
Старые снимки: она в резиновых сапогах, по щиколотку в грязи, с охапкой яблок. Она с мамой на крыльце, в одинаковых платках. Она с Сашкой на тракторе, вся в пыли, но глаза сияют.
Она медленно закрыла галерею и подняла взгляд на тёмное небо.
“Дом — это не только стены и огород. Дом — это место, где ты можешь быть собой и тебя за это не стыдятся,” — подумала она.
Телефон тихо вибрировал — пришло новое сообщение в общий городской чат: кто-то обсуждал очередной корпоратив, у кого-то новая машина, у кого-то отпуск на море.
Катя прочла мельком и… не почувствовала зависти. Только тихое понимание: у каждого свой путь.
Она выбрала свой.
Без “образа”, без постоянного страха “не соответствовать”, без человека рядом, который считает её проектом.
Впереди были ещё вопросы: вернётся ли она в город, найдёт ли работу по душе, встретит ли того, кто не захочет менять её под себя. Но впервые за долгое время эти вопросы не пугали.
— Ну вот я и дома, — вслух сказала Катя и улыбнулась.
Мама возилась на кухне, напевая под нос старую песню. За забором прошёл Сашка, помахал рукой в темноте. В огороде стрекотали сверчки.
Мир вокруг был простым, неидеальным, но её.
И, сидя на веранде в старой майке и шортах, с пучком на голове и босыми ногами на тёплых досках, Катя вдруг ясно почувствовала:
самое главное в жизни — не бояться быть собой, даже если для этого приходится пройти триста метров босиком по песчаной дороге обратно к своему дому.
