Этап 1. Завещание, которое нельзя “передумать”
— И это Таня предусмотрела, — спокойно сказал Сергей Петрович, опершись ладонями о стол. — Завещание можно оспорить только при очень серьёзных основаниях. А у тебя, Ваня, их нет.
— Это мы ещё посмотрим, — фыркнул отец, наливая себе стопку. — В суде разберёмся.
Сергей Петрович даже не моргнул:
— В суде как раз и разберутся. Там и покажут, кто десять лет сюда не ногой, кто «передавал приветы» вместо того, чтобы ребёнка видать.
Алиса сидела, сжимая в руках бумажную салфетку. Слова плыли мимо, как будто она смотрела кино про чью-то чужую жизнь. Бабушки нет. Квартира теперь её. Отец хочет её продать. И всё это — за один день.
— Ты откуда так уверенно говоришь? — зло прищурился Иван. — Юрист нашёлся.
Сергей Петрович улыбнулся уголком рта:
— Потому что я был свидетелем при составлении завещания. И с нотариусом знаком лично. Твой покойной матери мало было просто прописать внучку наследницей. Она попросила меня проследить, чтобы, цитирую, «никто не посмел вытолкнуть Алиску из её дома».
— Ох, Танька… — в голосе Ивана мелькнуло что-то похожее на тоску, но тут же сменилось раздражением. — Всю жизнь меня назло воспитывала. И даже после смерти…
Он махнул рукой.
— Ладно. Не хочешь по-хорошему — будем по-закону.
Он резко встал, отодвинув табурет.
— Собирайся, Лида. Нам ещё домой добираться.
Мать поднялась, бросив на дочку короткий, растерянный взгляд.
— Алиса… ты не сердись на папу, — тихо пробормотала она. — Мы просто переживаем за Артёма. У него же ничего нет…
Алиса впервые за всё время повернулась к ней:
— А у меня, значит, всё есть? Мама, мне двадцать лет. Я работаю, живу… жила с бабушкой. Он хотя бы раз за эти десять лет спросил, как я тут?
Лидия отвернулась, пряча глаза:
— Поговорим потом, — выдохнула она и пошла следом за мужем.
Дверь хлопнула. Комната опустела.
Сергей Петрович налил себе и Алисе по чуть-чуть компота — стеклянные стаканы жалобно звякнули.
— Ну что, хозяйка, — смягчился он. — Добро пожаловать в новую жизнь.
Алиса сжала губы:
— А если они правда пойдут в суд?
— Значит, пойдём и мы, — просто ответил он. — Но ты у них под ногами больше не будешь. Это точно.
Этап 2. Первые удары “своей” кровью
Телефон зазвонил вечером. На экране — «Мама».
— Алло, — устало сказала Алиса.
— Дочка… — голос Лидии был тихим, будто виноватым. — Мы доехали. Как ты там?
Хотелось сказать: «Плохо. Я одна в пустой квартире, где всё напоминает о бабушке». Но она выдавила:
— Нормально.
Повисла пауза.
— Алис, ты ведь понимаешь… нам для Артёма очень важно купить жильё, — осторожно начала мать. — Папа всю жизнь в рейсах, устал. Хочет хотя бы сыну что-то оставить.
— А мне ничего не нужно? — горько усмехнулась Алиса. — Я не человек?
— Да как ты можешь так говорить, — всплеснула руками мать, хоть Алиса это и не видела. — Мы же за тебя тоже переживаем. Но ты взрослая, у тебя есть работа, жених. А Артём ещё ребёнок.
— То есть логично забрать у взрослой, чтобы дать ребёнку, которого вы десять лет воспитывали, пока меня забывали? — голос дрогнул.
— Никто тебя не забывал! — почти выкрикнула Лидия. — Просто… обстоятельства были сложные.
Алиса вдруг ясно увидела перед собой: отец, вставший в дверях детской, когда ей было семь, его гримаса отвращения, слова про «даже сына родить не смогла». Вспомнила, как сидела в коридоре с чемоданчиком, пока её «везли к бабушке на время», а это время растянулось на десять лет.
— Мам, — медленно сказала она, — вы с папой сами решили, что я вам лишняя. Теперь решать, что делать с моей жизнью, будете без вас.
— То есть ты не поможешь брату? — в голосе Лидии послышались слёзы. — Алиса, он ведь ни в чём не виноват!
Не виноват, — эхом отозвалось внутри.
Она неожиданно почувствовала жалость не к себе, а к тому мальчишке, которого никогда не видела. Вырос в «новой жизни», о существовании старой сестры знает… а как?
— Я не собираюсь выкидывать Артёма на улицу, — твёрдо ответила Алиса. — Но и себя выкинуть не позволю. Я подумаю. Но квартиру продавать не буду. Это мой дом.
— Папа всё равно будет советоваться с юристом, — с обидой сказала Лидия. — Мы так это не оставим.
— Ваше право, — сказала Алиса и отключилась.
Этап 3. Встреча у нотариуса
Через пару недель Алису вызвали к нотариусу, у которого оформлялось завещание Татьяны Ивановны. На тот же день туда назначили и Ивана с Лидией.
— Я ничего подписывать не буду, — сразу начал отец, едва переступив порог. — Пришёл только посмотреть, что там эта квартира стоит.
Нотариус, сухонький мужчина с аккуратной седой бородкой, спокойно раскрыл папку:
— А вы ничего и не будете подписывать, Иван Трофимович. Завещание уже вступило в силу. Ваша мать распорядилась своим имуществом по собственной воле. Всё, что от вас требуется, — принять этот факт к сведению.
— Она была старая и больная! — вспыхнул Иван. — Ей можно было что угодно внушить!
— Это вы сейчас хотите внушить мне, будто она не понимала, что делает, — невозмутимо ответил нотариус. — Но у меня есть медсправка от терапевта и психолога: на момент составления завещания ваша мать была дееспособна, понимала значение своих действий. К тому же присутствовали свидетели.
Он кивнул на Сергея Петровича, который сидел в углу.
— Вы можете, конечно, подать иск, — добавил нотариус. — Но предупреждаю сразу: шансы минимальные. Суд учитывает не «кто кому нравится», а документы и факты.
Иван тяжело дышал, сжимая кулаки.
— То есть всё? Меня родная мать ни с чем оставила? — прошипел он.
— Не совсем, — спокойно отозвался нотариус. — У вас остались ваши трудовые навыки, опыт дальнобойщика, здоровый взрослый сын Артём и супругa. А также право строить свою жизнь самостоятельно, не рассчитывая на наследство пожилой женщины, которая десять лет содержала внучку практически одна.
Лидия покраснела. Иван опустил глаза.
— Вы свободны, — подвёл итог нотариус. — Алиса Татьяновна, задержитесь на минутку, я выдам вам ещё копии документов.
Этап 4. Попытка последнего давления
На улице их догнал отец. Морозный воздух резал щёки, асфальт посыпали песком.
— А ну стой! — крикнул он Алисе. — Поговорить надо.
Сергей Петрович хотел было вмешаться, но Алиса жестом остановила его:
— Всё нормально, я справлюсь.
Они отошли к лавочке у здания.
— Послушай, — начал Иван, понизив голос. — Я понимаю, что ты сейчас обижена. Но ты взрослая, должна головой думать.
— Я как раз головой и думаю, — спокойно сказала Алиса.
— У тебя будет муж, семья, вы как-нибудь выкрутитесь. А у Артёма только мы с матерью. Ему нужно жильё, старт. Ты что, хочешь, чтобы твой брат по съёмным углам мотался?
Она молчала. Аргументы были не новыми — мать уже озвучивала их почти дословно.
— Ты же не жадная, — продолжал он. — Продадим эту развалюху, добавим кредит — и купим двушку в городе. Там Артём вырастет, останется. А тебе… ну, мы тебе что-нибудь дадим. Часть.
— Сколько? — неожиданно спросила Алиса.
Он замялся:
— Ну… посмотрим, сколько выйдет.
— То есть ты даже не продумал, да? — тихо улыбнулась она. — Просто решил: «Алиса всё отдаст, а там разберёмся».
Он поморщился:
— Ты не понимаешь… Это родственная поддержка. Ты обязана помочь семье.
— Семье? — Алиса вскинула брови. — Ты называешь семьёй людей, которые десять лет не приехали ни разу? Вам на похороны бабушки приехать пришлось — иначе бы квартиру не увидели.
Он развёл руками:
— Работал я! Сама знаешь, рейсы…
— Я знаю, что в рейсе ты находил время заходить в кафе, чтоб сфотографироваться с друзьями, — спокойно сказала она. — В соцсетях виделa. Но ни разу — дотянуться до вокзала и приехать к дочери на пару дней.
Он дёрнулся, явно не ожидая такого ответа.
— Алиса, — процедил он, — ты неблагодарная. Мы тебя растили, одевали, кормили.
— Кто меня растил? — резко спросила она. — Бабушка? Да. Вы? Только в те редкие месяцы, пока я была маленькая и жила с вами — до переезда. Потом — только она.
Его плечи опали.
— Всё равно… — пробормотал он. — Родителей не выбирают.
— Да, — согласилась Алиса. — Но взрослые дети выбирают, кому позволять собой пользоваться.
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Я не продам квартиру. Это решение окончательное. Но когда Артёму исполнится восемнадцать и он захочет учиться в нашем городе, пусть приезжает. Я помогу, чем смогу. Ему — да. Вам — нет.
Иван молча смотрел на неё ещё секунду, потом развернулся и ушёл, тяжело ступая по снегу.
Этап 5. Жизнь без бабушки и без иллюзий
Первые месяцы после похорон были самыми тяжёлыми.
Квартира, где каждый угол дышал Татьяной Ивановной, казалась слишком тихой.
Алиса задерживалась на работе, помогала Сергею Петровичу с отчётами, брала дополнительные задания.
Дима, её жених, приходил иногда поздно вечером — с дороги, пахнущий бензином и снегом.
— Лисёнок, — говорил он, обнимая её, — ты так загоняешься.
— Надо, — устало улыбалась она. — Иначе сойду с ума.
О свадьбе решили пока не говорить — траур, хлопоты, завещание. Дима не обижался:
— Подождём. Ты главное — не замыкайся.
Сергей Петрович стал заглядывать чаще. То лампочку поменяет, то счётчики проверит, то просто чай попьёт.
— Думаешь, Таня просто так меня попросила за тобой приглядывать? — ворчал он. — Она знала, что ты гордая, на шею никому не сядешь. А иногда надо, чтобы рядом был человек, который хотя бы лампочку без напоминания вкрутит.
Алиса благодарно улыбалась.
Иногда она ловила себя на мысли: «вот это — настоящая семья». Не по крови, а по поступкам.
Отец с матерью звонили редко — раз в месяц, формально.
— Как дела? — спрашивала Лидия.
— Нормально.
— Мы нашли хорошую ипотечную программу… — осторожно пыталась зайти издалека.
Алиса не поддерживала.
Разговоры обрывались сами собой.
Этап 6. Суд, который не состоялся
Через полгода пришло заказное письмо.
Алиса прочитала и усмехнулась: исковое заявление от Ивана Трофимовича о признании завещания недействительным.
— Я же говорил, — вздохнул Сергей Петрович, когда она принесла ему бумагу. — Не успокоится.
— И что теперь? — спросила она.
— Теперь мы тоже нанимаем юриста. И идём в суд. Не бойся, — добавил он, видя, как она побледнела. — Это не фильм, где все кричат и кидаются стульями. Это бумажки, вопросы и факты.
В суде действительно никто не кричал.
Судья с сухим лицом, секретарь, адвокат Ивана — самоуверенный мужчина в дорогом костюме — и их адвокат, которого нашёл Сергей Петрович.
Отец пытался изобразить обиженного сына:
— Мать была под сильным влиянием постороннего лица, — говорил он, кивая на Сергея. — Алису он настроил против меня. Завещание составили, когда она была уже слабая, плохо соображала…
— Вы часто с ней общались в последние годы? — вежливо спросил судья.
— Ну… не так часто, как хотелось бы. Работа… — замялся Иван.
— Сколько раз вы были у неё за последние десять лет? — уточнил адвокат Алисы.
— Я… не считал.
— А мы посчитали, — холодно сказал юрист, поднимая папку. — Согласно показаниям соседей, вы появлялись здесь дважды: пять лет назад на час и сейчас — на похоронах. Зато вот выписки по переводам из вашего города, которые делала Татьяна Ивановна Алисе на карту. И квитанции по коммунальным: все десять лет платила она.
Судья хмыкнул.
— А вот письма Татьяны Ивановны, адресованные мне, — вступил в разговор Сергей Петрович. — Она просила сохранить их до времени.
В письмах, написанных неровным, но твёрдым почерком, Татьяна Ивановна подробно описывала, как забрали Алису «временно», как перестали звонить, как она сама решила оформить квартиру на внучку, чтобы «никто не приклеился к чужому».
— То есть наследодатель сознательно и последовательно готовила завещание, — подвёл итог адвокат. — Не под давлением, а из заботы о человеке, который реально был с ней рядом.
Алиса сидела, сжимая в руках платок.
Ей было больно слушать, как чёрным по белому зачитывают то, что она и так знала.
Бабушка всегда была её защитой. Даже после смерти.
Иван попытался было возмутиться, но судья пресёк:
— Эмоции оставьте для кухни. Оснований признавать завещание недействительным суд не усматривает. В иске отказать.
На выходе из зала отец прошёл мимо Алисы, даже не взглянув.
Лидия же остановилась, шепнула:
— Нам тоже тяжело… Ты уж не радуйся.
Алиса просто посмотрела на неё устало:
— Мам, когда вы меня хоть раз по-настоящему защищали, как сейчас за Артёма бьётесь — тогда и поговорим про «мы тоже».
Этап 7. Брат, который увидел другую правду
Прошёл ещё год.
Алиса жила своей жизнью: вышла замуж за Диму, они сделали небольшой ремонт в бабушкиной квартире, купили диван, на кухне наконец поменяли старую плиту.
Однажды вечером раздался незнакомый звонок.
— Здравствуйте, — на пороге стоял высокий худой парень лет шестнадцати. Светлые волосы, знакомый прищур. — Вы… Алиса?
— Да, — осторожно ответила она. — А ты кто?
— Я Артём, — он чуть смутился. — Ваш… ну… брат.
Сердце Алисы подпрыгнуло к горлу. Она отступила, пропуская его в коридор.
— Проходи… раз уж доехал.
Он снял кроссовки, огляделся.
— Тут… уютно, — заметил он. — Я по адресу, да? Это же квартира бабушки Татьяны?
— По адресу, — кивнула Алиса. — С чего ты вдруг решил приехать?
Артём замялся:
— Я… случайно услышал, как родители ругались. Мама кричала, что из-за тебя «мы остались без квартиры», папа — что «эта девка всё забрала». Я… не знал, что у меня есть старшая сестра.
Он поднял на неё глаза:
— Почему мне обо всём не говорили?
Алиса усмехнулась:
— Хороший вопрос. Я его себе десять лет задавала. Только наоборот: почему мне не говорили, как живёт мой брат?
Они молча прошли на кухню.
Алиса поставила чайник, достала печенье.
— Рассказывай, — сказала она. — Как живёшь, чем занимаешься?
Постепенно напряжение спало.
Оказалось, Артём любит физику, мечтает стать инженером, играет в баскетбол.
— И тут я понимаю, — рассказывал он, — что в этом скандале, про квартиру, я как вещь. «Ему надо то, ему надо это». А меня никто не спросил.
Он поднял на неё серьёзный взгляд:
— Алиса… если эта квартира по праву твоя, я… я не хочу, чтобы из-за меня у тебя жизнь ломалась.
Где-то внутри у неё что-то хрустнуло — словно старая обида, наконец, дала трещину.
— Знаешь, — тихо сказала Алиса, — ты первый из всей этой семейки, кто такое сказал.
Он смутился, но не отвёл глаз.
— Я бы всё равно хотел… иногда приезжать, — признался Артём. — Бабушка же была хорошей, да? Родители говорят, что она всем была недовольна…
Алиса покачала головой:
— Она была другой. Строгая, но справедливая. И очень любила нас. По-своему, тихо… Мне кажется, она была бы рада, что ты пришёл.
Они долго сидели за чаем.
Алиса показывала ему старые фотоальбомы: отец ещё молодой, Лидия с косой, маленькая она, Татьяна Ивановна с серьёзным взглядом.
— Папа на этом фото другой, — пробормотал Артём.
— Мы все когда-то были другими, — ответила Алиса.
Этап 8. Выбор, которого она так боялась
После визита Артёма Алисе стало немного легче.
Она поняла: её детская мечта о любящих родителях уже не сбудется. Но вместе с тем она увидела, что может выбирать — кого впускать в свою жизнь, а кого оставлять за дверью.
Отец ещё пару раз звонил — коротко, сухо.
— Как дела?
— Нормально.
— Артём к тебе ездил?
— Да.
— Ну и?
— Нормальный парень растёт, если перестанешь воспринимать его как повод торговаться квартирой, — однажды не выдержала она.
Он молча повесил трубку.
Лидия иногда писала сообщения: «Скучаю», «Как ты там?», «Артик всё спрашивает про тебя». Алиса отвечала вежливо, но без душевных подробностей.
— Ты им не мстишь? — спросил как-то Дима.
Она задумалась.
— Нет, — ответила честно. — Если бы хотела мстить, я бы радовалась, что суд отказал. А я… просто не хочу больше быть для них запасным кошельком и бесплатной нянькой.
— Звучит как здоровая позиция, — усмехнулся он. — Прям взрослеешь на глазах, Алиса Ивановна.
Она улыбнулась:
— Просто впервые в жизни у меня есть дом, который никто не может у меня отобрать. И человек, который меня любит не за то, что я кто-то, а потому что я — это я.
Он чмokнул её в макушку:
— Уточним: целых два человека. Я и бабушка Таня.
— Бабушка… — Алиса посмотрела на старое фото на стене. — Думаю, она где-то там очень довольна собой.
Эпилог. Дом, где любят по-настоящему
Прошло несколько лет.
Алиса сидела на подоконнике, держа в руках кружку с чаем. В комнате тихо сопел маленький комочек — их с Димой дочка, Маруся, спала в кроватке, посапывая и иногда вздрагивая во сне.
На стене висела та же фотография Татьяны Ивановны. Рядом — новое фото: Алиса, Дима, Артём — уже высокий студент, и Маруся на его руках, тянущая к нему руку.
Родители за эти годы так и не научились говорить с ней без претензий, но и без откровенного давления. Жили своей жизнью: ипотека, работа, вечные жалобы.
Артём приезжал к сестре регулярно. Он поступил в техникум в её городе, иногда оставался у них ночевать.
— У тебя тут… по-настоящему дом, — как-то сказал он, глядя на аккуратную кухню, запах пирога и детские игрушки под столом.
Алиса улыбнулась:
— Тут меня не спрашивали, «почему не сын», — тихо ответила она. — Тут просто рады, что я есть.
Иногда она вспоминала то далёкое ощущение: маленькая Алиса сидит в углу и ломает голову, почему родители её не любят. Что она сделала не так? Почему глаза у мамы всегда устремлены на настроение отца, а не на неё?
Теперь она знала: вопрос был не в ней.
Некоторым взрослым страшно любить тех, кто не вписывается в их ожидания — не того пола, не того характера, не того сценария.
Но жизнь дала ей другие отношения — с бабушкой, с Сергеем Петровичем, с Димой, теперь с Артёмом и с собственной дочерью.
Она подошла к кроватке, наклонилась, поправила одеяло на Марусе.
— Слышишь, мышонок, — прошептала она, — ты никогда не будешь ломать голову, любишь ты или нет. Я тебе буду говорить это столько раз, сколько надо.
В коридоре послышались шаги. В дверь заглянул Артём:
— Я пиццу принёс! Дима внизу разгружается.
— Идём, дядя Артём, — улыбнулась Алиса. — Сейчас у нас будет семейный ужин.
Она вышла на кухню, огляделась — старый бабушкин стол, занавески, которые они с тётей Таней когда-то выбирали на рынке, подарок Сергея Петровича — настенные часы.
«Дом бабушки» давно стал её домом.
Не потому что так решила бумага с печатью, а потому что именно здесь она впервые почувствовала: её любят не за пол, не за удобство, не «на будущее», а просто так.
И когда-нибудь, если Маруся спросит:
— Мама, а почему у тебя нет фотографий с бабушкой и дедушкой, как у других детей? —
Алиса честно ответит, без злобы, но и без прикрас.
А потом добавит:
— Зато у меня была бабушка Таня. И она оставила мне не только квартиру, но и самое главное — умение не верить тем, кто говорит, что ты недостойна любви.
Она отпила чай, посмотрела в окно, где уже зажигались огни вечернего города.
Маленькая Алиса когда-то не понимала, почему её не любят родители.
Взрослая Алиса теперь знала:
важно не то, кто тебя однажды не полюбил,
а то, кого ты сама впускаешь в свой дом и своё сердце —
и умеешь ли ты, наконец, полюбить себя.
